Когда сворачивал с укатанной машинами дороги, то было ощущение — ступаю на палубу. Куда-то меня занесёт корабль, чьи паруса белый снег? Незнакомо расстилается засугробленное поле, чужой синеет лес…
Как перепахано поле: сумёт на сумёте. Проваливаясь, карабкаются вверх лыжи, вниз катят с визгом по отлогим надувам, и ведёт след горностая, перенятый у обочины.
Горностай
Горностай встречается на всей территории Новосибирской области. А возле водоёмов и населённых пунктов, в том числе и внутри поселения Благодатное, чаще можно встретить очень похожего на горностая животное — ласку.
Скок-поскок — летел горностай. И не позже, как прошлой ночью. Скок влево, скок вправо, где под камень горностай нырком, где наружу из сугроба броском и дальше, дальше скок-поскок, через борозды перескок. Словно сетью, окидывал он поле следами, пробираясь сквозь заросли бурьяна, ольховые перелески.
С ночлега вспорхнули куропатки. Горностай — это видно по следам — как споткнулся: привстал на задние лапки во весь рост — всё равно высоко!
Стеганул заяц от ивовых кустов. Прянул за ним горностай и замер: ах, далеко!
Резко забирая на прыжках из стороны в сторону, разбрасывал он по снегу сдвоенные следки. Напятнал лапками — в глазах рябит. Долг его — мышей ловить, лес и поле охранять от потрав. Суетится, рыскает, и, поди, мордочка в инее, разбиты усталостью лапки…
Был я маленький, любил тропить горностаев у гумён. Ледяное небо, пухлый иней на кустах, скрипучие выкрики красногрудых клестов, жёлтые овсянки на соломенной клади, сороки, сойки с их голубым оплечьем и бурыми хохлами и снег, выстроченный мышами, мягкие, такие аккуратные следы горностаев — всё это до сих пор сливается в одну картину. До чего интересно было ползать на лыжах возле гумён! Снегу начерпаешь в валенки, иззябнешь… Ничего! И бросишь следы горностаев, увлечёшься снегирьками или на сороку заглядишься, как она по кровле скачет, снег мажет хвостом, — ничего, ничего! Приплетёшься в избу, ручонки, как грабли — пуговицы не расстегнуть, бабушка бранится — всё ничего… Перед глазами так и стоят голубые сугробы, ледяное небо, чёрный провал гумна, куда ночью залетают совы из лесу, где пахнет соломой и холодом. И следы, следы на искристом снегу… Они мне снились, эти следы, и тот морозный запах, и сны были радостными, как и породившая их явь.
Горностай стал чаще скрываться под снегом, выскакивая на поверхность иногда на десяток метров в стороне.
Под валежину он слазал, шубку поиспачкал в древесной трухе и отряхнулся походя. Надо бы шубку холить, беречь, раз одна, а всё некогда!
Ценен мех горностая. Раньше коронованные особы, вельможная знать украшала им парадные туалеты. Впрочем, поныне модницы не откажутся от горностая, хотя стоит пушнина недёшево.
Прыжками пересёк горностай поле, спустился к ручью. Ага, есть за труды награда! Лазая в отдушины между льдом и берегом, горностай кого-то загрыз там и выволок наружу: примятый снег в катышках смёрзшейся крови.
Пустился ловец от ручья строго напрямик. Прыжки короче, глубже вмятины лапок — тяжело, знать, волочить груз в зубах. Как бы то ни было, он не позволял себе поблажек, припускал вскачь, с сугроба на сугроб стлался. У добычи трясся хвост, чертил на снегу бороздку.
Куда бежишь? Попало — так ешь! В повадках горностая переспать, где день застиг, что отнюдь не означает, что нет у него пристанища. Кладовая — его домок. Возможно, туда он и скакал — сложить добычу впрок.
А день, денёк-то сегодня волшебный! Солнце в кисее изморозной роздыми. Безветрие, тишь таковы, что скрипнула за полями дверь в хлеву — слышно. Перескакивая прясло изгороди, сронил заяц лапой ком снега, и, рассыпая искры, лежит он, как лёг. Топят в деревне лежанки, дым столбом. Сорока трещит…
Хорошо! Уже от того хорошо, что воздух — не надышаться, что на избах кровли парчовые, что есть ещё следы на снегу, не перевелись сороки… Кстати, чего они так раскричались?
Горностай
Горностай — животное, которое пользовалось большой популярностью у царей. Шкурка горностая до сих пор в некоторых регионах России и за рубежом высоко ценится (правда, используется для пошива шуб).
Лыжи вынесли меня к охапке соломы, забытой среди поля. Веером сбегались к заснеженной охапке знакомые стежки, испещеряла снег сорочья мазня, измят он был широкими лыжами. Вёл под солому круглый лаз — вход в норку-кладовку, и сталью синел капкан — в челюстях намертво зажата крыса.
Ясно, голову ломать не над чем! Мышей, крыс ловишь, поля сторожишь — спасибо! Прими благодарность, а шубку-то отдай… Не греши, отдай!
Спешил ловец, крысу, пойманную на ручье, волок и не знал, что у порога ждёт. Примчал, скинул ношу — можно хоть дух перевести, устал. И попала крыса прямо в капкан, разинувший ненасытную пасть…
Как лязгнули пружины капкана! Как отскочил горностай! Стрельнул прочь, на втором прыжке нырнул в снег и бесследно пропал.
Ладно, всё путём обошлось. Без добычи горностайка, зато шубейка цела дорогая. Всё путём, всё ладом: горностай с шубой, охотник-капканщик с носом, сороке досталось крысу клевать, по хвостатой поминки справлять!
Я тоже не в накладе. Со мной морозный голубой денёк, поле, где снег белым парусом. До вечера далеко, до потёмок того дальше, и лыжам катить, кораблю моему плыть.
Плыть ему, плавать! А встретится однажды у порога на меня западня — что я-то брошу? Хоть всё забирай, ловец, оставь лишь зимой снег белый, мороз да на сугробе следок, летом — реку и солнце, осенью — жёлтый лист…